Предыстория к возможной книжке от сомневающегося меня.

Волшебник Лесостепья
О тяжком быте ведунов...
(Введение в жизнь и быт Амброзия Василиновича)

Трудно представить себе человека мягче и обходительнее моего учителя. Это подтвердит любой, кто хоть раз путешествовал с ним, преодолевая все тяжкие. Но сегодня учитель парадоксально взвинчен. День начался, да и продолжается, честно говоря, не в его вкусе. Соседка вот, понимаете ли, развизжалась на всю округу из-за того, что он обозвал ее старой дурой. Ну и что тут такого? Ну, если правда? Мое мнение такое: не суйся к великому волшебнику под руку, да еще с обременительной просьбой («Не будет ли у вас толченых бивней, господин волшебник?»), когда он варит крайне важное для мира зелье снятия угревой сыпи. Ведь именно из-за такой несвоевременной просьбы волшебник добавляет эти самые толченые бивни вместо эссенции цветущего папоротника в бурно кипящее варево, а значит его дому, а может и всему Лесостепью, или даже миру уже грозит непредсказуемая опасность, снять которую святая обязанность каждого уважающего себя мага. И к тому же, зелье становиться явно непригодным к употреблению, так как начинает подозрительно бурлить и плеваться во все стороны горячими брызгами (а иногда и тритоньими глазами). В такой экстренной ситуации настоящий волшебник, каким является мой учитель, конечно, не потерпит в своем обиталище никаких визжащих на тридцать три голоса соседок. Ну попала на тебя кожа змеи, ну дай сделать человеку дело! Эх, нет, все они такие, никто моего учителя не понимает.
Или вот. «Ах, здравствуйте, мы из ЖЭКа (Жилищная Эксплуатация Колдовства, если кто не в курсе), ах, почему это вы своим варевом затопили три нижних этажа? А что ж это вы так ругаетесь?» Ох, вечно они не вовремя. Не понимают, что нужно  волшебнику передохнуть после утомительного для него спасения мира, усугубленного, к тому же, завываниями дамы со змеиной кожей на голове. Нужно ему успокоиться, выпить чашку горячего кофе, в конце концов. Нет, они туда же, что и соседка. Ну да, пришлось волшебнику перевернуть котел на пол, чтоб срочно, ценой сожженной половой тряпки (которая была дорога ему как память о бабушке), разогнать зелье по разным углам комнаты. Никто же не знает тайных свойств неустойчивой субстанции, варящейся на медленном огне. А они ему – обвинения. А он их – в лягушек. Превратил. Ненадолго, правда. А жаль, забавно они выглядели. Но не в этом дело. Суть в том, что какие-то жалкие три этажа, затопленные зельем, противопоставляют благополучию мира и, к тому же, половой тряпке, которой так дорожил волшебник, о чувствах которого, в общем-то, никто даже не думает. Стыдно и низко. Ну да, превратились эти самые три этажа в один под разъедающим действием зелья. Но ведь в нашей башне этажей все равно тридцать три. Живи – не хочу. А вот если бы модный стилист так стеночки убрал, все бы ему подошвы целовали.
Добивают колдуна счета за воду и свет. И это при том, что колдун, дабы не обременять людей заботами о своих водно-световых проблемах, благородно заклинил счетчик липкими чарами. Но они где-то на другом конце города не понимают заботу о себе, и гнусно накручивают цены. Вот уж воистину за добро злом платят. Смотря на счета от этих неблагодарных людей, волшебник, и так теряющий остатки самоконтроля, совсем заводится, и в порыве праведного гнева поджигает еще и три верхних этажа, после чего немного успокаивается, и начинает собирать вещи. Жить в таком дурдоме решительно нельзя. Я молчаливо соглашаюсь с этим решением, тихо сидя в уголке и наблюдая за моим учителем, постоянной жертвой обстоятельств. Тугие чемоданы в спешке набиваются любимыми книгами, документами, домашними и парадными мантиями, повседневными принадлежностями, а так же парой теплых тапок-собак, и фотографией любимой тещи, теплые отношения с которой сохранились даже тогда, когда она вместе со своей дочерью уехали за бугор подлечить расшатавшуюся психику.
Волшебник ни с кем не прощается. Он уходит, как и подобает настоящему волшебнику, с печатью молчаливой скорби на лице, не отвечая ни на какие вопросы бегущих навстречу пожарных. Пусть сами разбираются, чай не дети. Только со мной он встречается потеплевшим взглядом.
Волшебник выходит на свежий воздух и оглядывает мир, не раз спасенный собственными руками. Тесный круг людей смыкается вокруг него, видимо, моля о помощи. И, конечно, он не может отказать. Каким бы взвинченным ни был волшебник, ему всегда надлежит помнить об отзывчивости. И он направляет струи воды к полыхающему пожару. И сходятся вода и пламя в смертельной битве, красоту которой дано понять не многим. И плавно покачивается башня, мерно потрескивая, и грациозно обрушивается вниз, и дуновение ветра окутывает лицо волшебника. Конечно, все спасены, всех подхватил волшебник силой разума и аккуратно опустил на землю. А то, что вниз головой – так это традиция такая.
Но люди не рады. Им все время что-то не нравится. Такая у нас с учителем доля, быть непонятыми. Ведь все целы? Все. У всех страховки? У всех. Ну так что же? Ну, рухнула башня. Так ведь давно пора. Я еще удивлялся, что столько времени она стоит. Ее  же джины-гастарбайтеры за гроши строили, ее сразу после постройки надо было на снос назначить. Но все же люди недовольны. И мы с учителем уходим искать себе новое пристанище. Нас снова влечет дорога.
Это, конечно, был один из ужаснейших дней, я не отрицаю. Но просто иногда волшебнику так надоедает вся эта ежедневная рутина, что он ждет не дождется, когда нечаянно нагрянет какая-нибудь новая беда, грозящая Лесостепью. Вот тогда все снова о нем вспомнят, и королевский двор поднимет столицу на уши в поисках учителя. Находят его, как правило, совсем нищим, показывающим фокусы зевакам, и сулят ему золотые горы, и дворцы под стольным градом, и бог весть еще что. Но колдуну нужен только новый котел да мантия, а то эта уже совсем дырявая от горячих брызг. Итак, вы уже наверно догадались, что я учусь у величайшего волшебника нашего столетия Амброзия Василиновича Тресветова. Он, правда, столь пафосного имени чуждается, представляясь по возможности Кешей и незаметно переходя на Иннокентия. Друзья знают, что Амброзий прекрасный человек, верный друг и надежный товарищ. Не раз, ох не раз мы выручали короля из щекотливых ситуаций. Он должен быть благодарен нам, а в частности, конечно, учителю, по гробовую плиту.  И он благодарен. Ведь мы… Хотя, впрочем, нет. Это, как написано в одной древней книге, совсем другая история.