Керосиновая лампа горела на столе. Ночь была темная и беспокойная. Из разных комнат раздавались стоны раненных и умирающих. Уставшие, измученные своей работой медсестры едва держались на ногах. Но как стойкие оловянные солдатики они, превозмогая напряжение, рвались в свой бой со смертью. Тут им не приходилось смотреть в глаза немцу, идущему на тебя со злобной ухмылкой, но их противник был самый страшный. Смерть витала в воздухе, разнося по импровизированному госпиталю запах крови и нечистот. Смерть была в каждой капле пота, в каждом крике, вздохе.
Молодая сестричка сидела возле солдата с ампутированной рукой. Его привезли совсем недавно, всего в крови. Одежда разодрана, а вместо человека - куль темно-красного цвета, издающий нечленораздельные звуки. Он бредил: говорил о доме, о солнце, что одаривает поля урожаем, о дожде, которому так радуется его мать. Звал ее, но голос срывался, и он отправлялся в беспамятство.
На распределение врач только бросил на него скользящий взгляд и приговорил: «Этого на ампутацию, повезет, если выживет». После чего по-шел дальше, сквозь строй раненых и умирающих. А солдата повезли в свободную комнату и словно мясники, разделывающие туши, бригада врачей приступила к операции. Вокруг суетились медсестры, их вызывали то к одному, то к другому операционному столу. Все действо было похоже на хаос, словно все на этой земле кончилось, и каждый сражался только за себя. Но на самом деле каждое движение утомленных рук было четко, весь механизм слажен.
Катерина была одной такой пружинкой, что связывает весь механизм в целом. Ей было только семнадцать, когда началась война. Но и сейчас, по прошествии трех лет, она не могла привыкнуть к ужасам войны. Война не то, о чем можно мечта, и уж точно не то к чему можно привыкнуть. И пусть каждую ночь она засыпала со слезами на глазах – исполняла свой долг стойко.
Столь было вокруг нее девушек, таких же, как она, переступающих через себя, забывающих страх и надеющихся, что наступит тот день, когда им не придется волочить на себе умирающего солдата, не видеть тех слез потерь, от которых сдают нервы и сила воли уходит в подполье.
Девушка задремала возле солдата, но тут же из забытья ее вырвал истошный крик: «Зачем?». Парень стал метаться по кровати, и вопить.
- Что ты миленький, успокойся, все хорошо, ты в госпитале. Видишь, все раны обработали, жить будешь, домой скоро пойдешь, - она стала успокаивать его.
Он замер, его лицо исказило презрение:
- Жить?! И как я буду теперь жить?! Кому я нужен - такой?! – он вы-давливал из себя эти слова.
- Ну, что ты, пройдет все это… Ты спи лучше, спи, - за время работы медсестрой, Катя привыкла к истерикам, они всегда так по началу, но люди всегда успокаивались, приходили в себя.
- Нет, я не смогу… не хочу жить таким, - он уже шептал, сил на боль-шее сопротивление у него не осталось.
Прошло немного времени, и сон поглотил его.
- Вот, так… Все образумится, - и Катя, отправилась в очередное пекло операционных.
Шли дни, солдат с ампутированной рукой шел на поправку. Катерина часто проходила мимо него, улыбалась, пытаясь подбодрить. А он в ответ лишь отворачивался. Мрачный и хмурый. Но она понимала, что каждому свое время нужно, что бы обвыкнуться.
Как-то Катя, шла по коридору и мимо нее пробежал он. Бросив на нее печальный взгляд, солдат пронеся мимо и прямиков в окно. Девушка онемела, не понимая, что же случилось. Они были на четвертом этаже – он разбился насмерть.
У каждого человека свой предел, кому дано жить, а кому-то нет. Он не смог побороть свой ужас и страх перед своей неполноценностью.
А Катерина, даже сейчас, будучи бабушкой, вспоминает того солдата со слезами на глазах. Она не хотела рассказывать внукам о нем, а все-таки решилась. Это был человек, которого именно она не смогла спасти. Через всю жизнь она пронесла взгляд того паренька, что уже знал, что проститься с жизнью.
Сейчас прошло 65 лет, и мы, сидя в теплых домах, сытые и довольные собой, можем осудить его за малодушие, зато, что не захотел бороться, а просто сдался. Но никто из нас не имеет на это право. Никто не знает, как было там. Стоит задать себе вопрос: «А как бы поступил(а) я?». И этот вопрос может остаться без ответа. И это правильно.
И каким бы он не был, тот солдат, но его помнит старушка, что сидит возле окна, вспоминая былое, и видя, как продолжается жизнь. Жизнь, которой мы обязаны им обоим.
Спасибо им за это!